Однажды заяц перед волком провинился. Бежал он, видите ли,
неподалеку от волчьего
логова, а волк увидел его и кричит: «Заинька! остановись, миленький!» А заяц не только
не остановился, а еще пуще ходу прибавил. Вот волк в три прыжка его поймал, да и
говорит: «За то, что ты с первого моего слова не остановился, вот тебе мое решение:
приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания. А так как теперь и
я сыт, и волчиха моя сыта, и запасу у нас еще дней на пять хватит, то сиди ты вот
под этим кустом и жди очереди. А может быть… ха-ха… я тебя и помилую!»
Сидит заяц на задних лапках под кустом и не шевельнется. Только об одном думает:
«Через столько-то суток и часов смерть должна прийти». Глянет он в сторону, где находится
волчье логово, а оттуда на него светящееся волчье око смотрит. А в другой раз и еще
того хуже: выйдут волк с волчихой и начнут по полянке мимо него погуливать. Посмотрят
на него, и что-то волк волчихе по-волчьему скажет, и оба зальются: «Ха-ха!» И волчата
тут же за ними увяжутся; играючи, к нему подбегут, ласкаются, зубами стучат… А у
него, у зайца, сердце так и закатится! Никогда он так не любил жизни, как теперь.
Был он заяц обстоятельный, высмотрел у вдовы, у зайчихи, дочку и жениться хотел.
Именно к ней, к невесте своей, он и бежал в ту минуту, как волк его за шиворот ухватил.
Ждет, чай, его теперь невеста, думает: «Изменил мне косой!» А может быть, подождала-подождала,
да и с другим… слюбилась… А может быть и так: играла, бедняжка, в кустах, а тут ее
волк… и слопал!..
Думает это бедняга и слезами так и захлебывается. Вот они, заячьи-то мечты! жениться
рассчитывал, самовар купил, мечтал, как с молодой зайчихой будет чай-сахар пить,
и вместо всего – куда угодил! А сколько, бишь, часов до смерти-то осталось?
И вот
сидит он однажды ночью и дремлет. Снится ему, будто волк его при себе чиновником
особых поручений сделал, а сам, покуда он по ревизиям бегает, к его зайчихе в гости
ходит… Вдруг слышит, словно его кто-то под бок толкнул. Оглядывается – ан это невестин
брат.
– Невеста-то твоя помирает, – говорит. – Прослышала, какая над тобой беда стряслась,
и в одночасье зачахла. Теперь только об одном и думает: «Неужто я так и помру, не
простившись с ненаглядным моим!»
Слушал эти слова осужденный, и сердце его на части разрывалося. За что? чем заслужил
он свою горькую участь? Жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не
выходил, бежал по своей надобности – неужто ж за это смерть? Смерть! подумайте, слово-то
ведь какое! И не ему одному смерть, а и ей, серенькой заиньке, которая тем только
и виновата, что его, косого, всем сердцем полюбила! Так бы он к ней и полетел, взял
бы ее, серенькую заиньку, передними лапками за ушки, и все бы миловал да по головке
бы гладил.
– Бежим! – говорил между тем посланец.
Услыхавши это слово, осужденный на минуту словно преобразился. Совсем уж в комок
собрался и уши на спину заложил. Вот-вот прянет – и след простыл. Не следовало ему
в эту минуту на волчье логово смотреть, а он посмотрел. И закатилось заячье сердце.
– Не могу, – говорит, – волк не велел.
А волк между тем все видит и слышит, и потихоньку по-волчьи с волчихой перешептывается:
должно быть, зайца за благородство хвалят.
– Бежим! – опять говорит посланец.
– Не могу! – повторяет осужденный.
– Что вы там шепчетесь, злоумышляете? – как гаркнет вдруг волк.
Оба зайца так и обмерли. Попался и посланец!